Рыночные реформы российской экономики в начале 90-х годов проводились в в полном "консенсусе" с "Вашингтонским консенсусом". Главным реформатором были ни Гайдар и Чубайс, а американский экономист Джеффри Сакс, который исполнял роль помощника президента Ельцина.
Свою личную оценку российским реформам Джеффри Сакс дал в книге "The Tnd of Poverty. Economic Possibilities for Our Time", вышедшей в Нью-Йорке в 2005 году. На русском языке книга "Конец бедности. Экономические возможности нашего времени" издана институтом Гайдара в 2011 году. И вот что пишет Сакс:
Перестройка. Летом 1990 года нас с Дэвидом Липтоном пригласили встретиться с руководством Госплана, главного советского учреждения, занимавшегося экономическим планированием. Горбачевская перестройка продолжалась уже довольно долго, но никакой реакции на нее со стороны экономики, помимо еще более глубокого сползания к черному рынку, всеобщему дефициту и галопирующей инфляции, что мы уже наблюдали предыдущим летом в Польше, не было.
Старая система была обречена. В середине 1980-х годов, как раз когда Горбачев пришел к власти, Советский Союз испытал два сильных потрясения. Во-первых, мировые цены на нефть обвалились, резко сократив советские экспортные поступления. Во-вторых, добыча нефти в СССР достигла максимума, после чего стала быстро падать в результате истощения старых месторождений и нехватки инвестиций в новые, труднодоступные месторождения в тундре. Советский Союз стал прибегать к зарубежным займам, чтобы закрыть дыру, вызванную снижением доходов от экспорта, и попытаться модернизировать свою экономику. Но все напрасно: старая система была обречена.
Россия воистину представляла собой иной мир. В ноябре 1991 года Борис Ельцин попросил Егора Гайдара, ведущего молодого российского экономиста, собрать экономическую команду. Гайдар пригласил меня и Дэвида Липтона на подмосковную дачу, чтобы вместе с новой экономической командой мы составили план реформ для России. Различия между Россией и тем, что мы видели в других странах, были ошеломляющие. Все в России казалось намного серьезнее, чем в Польше: масштабы проблем, тяжесть социалистических уз, опутывающих общество, тысяча лет самодержавия, 11 часовых поясов в одной только России, население, почти вчетверо превышающее польское по своей численности, а также глубокие географические, культурные, религиозные и лингвистические различия как внутри самой России, так и между Россией и Западом.
Преобразования на долгие годы. Преобразования, в которых нуждалась Россия, обещали быть сложными и непопулярными. Фраза «шоковая терапия», изобретенная журналистами для описания радикальных реформ, была совершенно неуместна. Невозможно было одним рывком покончить со всеми российскими испытаниями. Первоначальный шок отмены над ценами, достижение конвертируемости валюты и рыночной либерализации мог, как и в Польше, принести известную пользу, но эти меры не решали проблем глубокой структурной реорганизации, сокращения энергопоставок и прочих бесчисленных взаимосвязанных кризисов. Реформаторские мероприятия в лучшем случае могли вывести Россию на путь крупномасштабных экономических и социальных преобразований, которые бы заняли не одно поколение.
Роспуск Советского Союза. Гайдар собрал группу зарубежных советников и попросил нас подготовить документ о стратегии, который в декабре можно представить президенту Ельцину. Я возглавил разработку этого документа и стал главным представителем группы. В декабре 1991 года мы дважды встречались с президентом Ельциным в Кремле.
На второй из этих встреч, утром 11 декабря, Ельцин вышел к нам сияющий, готовый нас обънять, и сел такой довольный и счастливый, каким я его никогда не видел. «Господа, я хочу сказать вам – собственно буду первым, кто вам скажет, - что Советского Союза больше нет. Далее он сообщил: «Я только что провел в соседней комнате совещание с генералами, и все они согласились на роспуск Советского Союза».
Попытка добиться зарубежной помощи. Реформы начались 2 января 1992 года. Вопрос зарубежной помощи для России на два следующих года стал для меня главной темой. Я полагал, что Россия нуждается в помощи наподобие той, которую получила Польша, только умноженной на четыре в силу гораздо более обширной российской экономики и более серьезных вызовов, стоящих перед этой страной. Я неоднократно призывал к выполнению программы по ежегодному выделению России 15 миллиардов долларов, которые бы позволили ей стабилизировать свою валюту, предоставить социальные гарантии пенсионерам и другим уязвимым группам и приступить к реструктуризации промышленности. Но в Вашингтоне не были согласны с моей точкой зрения. Всю степень его враждебности моим идеям я сумел осознать лишь много лет спустя, поскольку в то время мне казалось, что помощь вполне достижима, если приложить больше усилий.
«Обманная» помощь Запада. В качестве шага по содействию российским реформам Запад в апреле 1992 года объявил о выделении для России пакета помощи в размере 24 миллиардов долларов. Но это оказалось лишь одним из бесконечного потока обещаний, которые богатые страны раздают бедным странам. На самом деле Россия не получила никаких реальных денег. Большую часть этих средств составляли краткосрочные займы по рыночным ставкам, позволявшие России покупать не слишком нужные для нее товары у американских и европейских поставщиков, имевших серьезные политические связи со своими правительствами. В итоге 1992 год оказался пагубным и для российских реформ, и для реформаторов.
Цена рыночных реформ. Нежелание Запада прийти на помощь России обошлось ей очень дорого. Поначалу русские были исполнены оптимизма. К концу 1990-х годов они были охвачены цинизмом и глубоко деморализованы. В начале 1990-х , с появлением таких новых институтов, как свобода слова и независимые СМИ, шансы демократии были очень велики. К концу десятилетия оптимизм улетучился, и русские снова стали мечтать о сильном лидере и централизованной власти. Реформаторы, не получившие необходимой им помощи, были заменены серыми аппаратчиками и коррумпированными мздоимцами.
Российская приватизация. Самое худшее произошло в 1995 и 1996 годах, когда я был уже сторонним наблюдателем. В течение двух этих лет российская приватизация приобрела откровенно бесстыдный и криминальный характер. По сути, коррумпированная группа так называемых бизнесменов, которых впоследствии стали называть новыми российскими олигархами, сумела прибрать к своим рукам природные ресурсы стоимостью в десятки миллиардов долларов – главным образом месторождения нефти и газа, принадлежавшие российскому государству. По самым скромным оценкам, частные лица получили нефти, газа и других ценных активов примерно на 100 миллиардов долларов, отдав взамен не более одного миллиарда долларов.
Кредиты в обмен на акции. После того как был объявлен этот липовый приватизационный процесс, проводившийся по неприглядной схеме «кредиты в обмен на акции», при котором инсайдеры получали доступ к акциям компании в обмен на кредиты, выдававшиеся правительству, я обратился с предупреждениями к правительству США, МВФ, ОЭСР и правительствам других стран «Большой семерки». Я указывал на то, что знаю участников этих позорных сделок, и что в итоге ценные государственные ресурсы будут разграблены, а российская казна понесет тяжелые потери.
Но Запад позволил всему этому случиться без единого слова протеста. Кажется, что многие в в администрации Клинтона полагали, что схема «кредиты в обмен на акции» - это очень хитрый ход: Ельцин раздает государственные активы, а их получатели – новые олигархи – помогают финансировать переизбрание Ельцина в 1996 году. Какой катастрофически неэффективный способ финансировать избирательную компанию! Из казны, вероятно, утекли десятки миллиардов долларов, а взамен было получено всего несколько сотен миллионов долларов.
Российские уроки. Даже по прошествии десятка с лишним лет после начала реформ еще не настало время выносить окончательное суждение о перспективах России на установление демократии и рыночной экономики. Однако мы знаем, что многие возможности были бездарно упущены. Стабилизация произошла бы в России гораздо быстрее при наличии стабилизационного фонда, замораживания и частичного списания долгов и реальной программой помощи. В этом случае реформаторы сумели бы удержаться у власти, коррупция не приобрела бы такого размаха, а слово «олигарх» возможно, осталось бы неизвестным в России. А если бы доходы от нефти и газа поступали в российскую казну, а не в частные карманы, положение пенсионеров, безработных и прочих лиц, зависящих от государства, удалось бы смягчить, а страна могла бы осуществить инвестиции, необходимые для возобновления экономического роста.
Станет ли Россия демократией. Самый большой вопрос: станет ли Россия демократией, вопреки своей тысячелетней истории тоталитаризма. В стране наблюдаются сильные тенденции к авторитарному правлению. Хотя президент Владимир Путин сохраняет атрибуты конституционализма и многопартийной демократии, он также добился централизации власти, обуздал СМИ и заткнул рот независимой оппозиции. Как всегда в российской истории, многое остается неясным. Атаку Путина на олигархов в 2003 и 2004 годах можно рассматривать как абсолютно правомочную борьбу с незаконно нажитым богатством; но можно рассматривать ее и как борьбу с независимым капиталом, который способен бросить вызов власти государства. Вероятно, в какой-то мере верно и то и другое. Время покажет.
Свою личную оценку российским реформам Джеффри Сакс дал в книге "The Tnd of Poverty. Economic Possibilities for Our Time", вышедшей в Нью-Йорке в 2005 году. На русском языке книга "Конец бедности. Экономические возможности нашего времени" издана институтом Гайдара в 2011 году. И вот что пишет Сакс:
Перестройка. Летом 1990 года нас с Дэвидом Липтоном пригласили встретиться с руководством Госплана, главного советского учреждения, занимавшегося экономическим планированием. Горбачевская перестройка продолжалась уже довольно долго, но никакой реакции на нее со стороны экономики, помимо еще более глубокого сползания к черному рынку, всеобщему дефициту и галопирующей инфляции, что мы уже наблюдали предыдущим летом в Польше, не было.
Старая система была обречена. В середине 1980-х годов, как раз когда Горбачев пришел к власти, Советский Союз испытал два сильных потрясения. Во-первых, мировые цены на нефть обвалились, резко сократив советские экспортные поступления. Во-вторых, добыча нефти в СССР достигла максимума, после чего стала быстро падать в результате истощения старых месторождений и нехватки инвестиций в новые, труднодоступные месторождения в тундре. Советский Союз стал прибегать к зарубежным займам, чтобы закрыть дыру, вызванную снижением доходов от экспорта, и попытаться модернизировать свою экономику. Но все напрасно: старая система была обречена.
Россия воистину представляла собой иной мир. В ноябре 1991 года Борис Ельцин попросил Егора Гайдара, ведущего молодого российского экономиста, собрать экономическую команду. Гайдар пригласил меня и Дэвида Липтона на подмосковную дачу, чтобы вместе с новой экономической командой мы составили план реформ для России. Различия между Россией и тем, что мы видели в других странах, были ошеломляющие. Все в России казалось намного серьезнее, чем в Польше: масштабы проблем, тяжесть социалистических уз, опутывающих общество, тысяча лет самодержавия, 11 часовых поясов в одной только России, население, почти вчетверо превышающее польское по своей численности, а также глубокие географические, культурные, религиозные и лингвистические различия как внутри самой России, так и между Россией и Западом.
Преобразования на долгие годы. Преобразования, в которых нуждалась Россия, обещали быть сложными и непопулярными. Фраза «шоковая терапия», изобретенная журналистами для описания радикальных реформ, была совершенно неуместна. Невозможно было одним рывком покончить со всеми российскими испытаниями. Первоначальный шок отмены над ценами, достижение конвертируемости валюты и рыночной либерализации мог, как и в Польше, принести известную пользу, но эти меры не решали проблем глубокой структурной реорганизации, сокращения энергопоставок и прочих бесчисленных взаимосвязанных кризисов. Реформаторские мероприятия в лучшем случае могли вывести Россию на путь крупномасштабных экономических и социальных преобразований, которые бы заняли не одно поколение.
Роспуск Советского Союза. Гайдар собрал группу зарубежных советников и попросил нас подготовить документ о стратегии, который в декабре можно представить президенту Ельцину. Я возглавил разработку этого документа и стал главным представителем группы. В декабре 1991 года мы дважды встречались с президентом Ельциным в Кремле.
На второй из этих встреч, утром 11 декабря, Ельцин вышел к нам сияющий, готовый нас обънять, и сел такой довольный и счастливый, каким я его никогда не видел. «Господа, я хочу сказать вам – собственно буду первым, кто вам скажет, - что Советского Союза больше нет. Далее он сообщил: «Я только что провел в соседней комнате совещание с генералами, и все они согласились на роспуск Советского Союза».
Попытка добиться зарубежной помощи. Реформы начались 2 января 1992 года. Вопрос зарубежной помощи для России на два следующих года стал для меня главной темой. Я полагал, что Россия нуждается в помощи наподобие той, которую получила Польша, только умноженной на четыре в силу гораздо более обширной российской экономики и более серьезных вызовов, стоящих перед этой страной. Я неоднократно призывал к выполнению программы по ежегодному выделению России 15 миллиардов долларов, которые бы позволили ей стабилизировать свою валюту, предоставить социальные гарантии пенсионерам и другим уязвимым группам и приступить к реструктуризации промышленности. Но в Вашингтоне не были согласны с моей точкой зрения. Всю степень его враждебности моим идеям я сумел осознать лишь много лет спустя, поскольку в то время мне казалось, что помощь вполне достижима, если приложить больше усилий.
«Обманная» помощь Запада. В качестве шага по содействию российским реформам Запад в апреле 1992 года объявил о выделении для России пакета помощи в размере 24 миллиардов долларов. Но это оказалось лишь одним из бесконечного потока обещаний, которые богатые страны раздают бедным странам. На самом деле Россия не получила никаких реальных денег. Большую часть этих средств составляли краткосрочные займы по рыночным ставкам, позволявшие России покупать не слишком нужные для нее товары у американских и европейских поставщиков, имевших серьезные политические связи со своими правительствами. В итоге 1992 год оказался пагубным и для российских реформ, и для реформаторов.
Цена рыночных реформ. Нежелание Запада прийти на помощь России обошлось ей очень дорого. Поначалу русские были исполнены оптимизма. К концу 1990-х годов они были охвачены цинизмом и глубоко деморализованы. В начале 1990-х , с появлением таких новых институтов, как свобода слова и независимые СМИ, шансы демократии были очень велики. К концу десятилетия оптимизм улетучился, и русские снова стали мечтать о сильном лидере и централизованной власти. Реформаторы, не получившие необходимой им помощи, были заменены серыми аппаратчиками и коррумпированными мздоимцами.
Российская приватизация. Самое худшее произошло в 1995 и 1996 годах, когда я был уже сторонним наблюдателем. В течение двух этих лет российская приватизация приобрела откровенно бесстыдный и криминальный характер. По сути, коррумпированная группа так называемых бизнесменов, которых впоследствии стали называть новыми российскими олигархами, сумела прибрать к своим рукам природные ресурсы стоимостью в десятки миллиардов долларов – главным образом месторождения нефти и газа, принадлежавшие российскому государству. По самым скромным оценкам, частные лица получили нефти, газа и других ценных активов примерно на 100 миллиардов долларов, отдав взамен не более одного миллиарда долларов.
Кредиты в обмен на акции. После того как был объявлен этот липовый приватизационный процесс, проводившийся по неприглядной схеме «кредиты в обмен на акции», при котором инсайдеры получали доступ к акциям компании в обмен на кредиты, выдававшиеся правительству, я обратился с предупреждениями к правительству США, МВФ, ОЭСР и правительствам других стран «Большой семерки». Я указывал на то, что знаю участников этих позорных сделок, и что в итоге ценные государственные ресурсы будут разграблены, а российская казна понесет тяжелые потери.
Но Запад позволил всему этому случиться без единого слова протеста. Кажется, что многие в в администрации Клинтона полагали, что схема «кредиты в обмен на акции» - это очень хитрый ход: Ельцин раздает государственные активы, а их получатели – новые олигархи – помогают финансировать переизбрание Ельцина в 1996 году. Какой катастрофически неэффективный способ финансировать избирательную компанию! Из казны, вероятно, утекли десятки миллиардов долларов, а взамен было получено всего несколько сотен миллионов долларов.
Российские уроки. Даже по прошествии десятка с лишним лет после начала реформ еще не настало время выносить окончательное суждение о перспективах России на установление демократии и рыночной экономики. Однако мы знаем, что многие возможности были бездарно упущены. Стабилизация произошла бы в России гораздо быстрее при наличии стабилизационного фонда, замораживания и частичного списания долгов и реальной программой помощи. В этом случае реформаторы сумели бы удержаться у власти, коррупция не приобрела бы такого размаха, а слово «олигарх» возможно, осталось бы неизвестным в России. А если бы доходы от нефти и газа поступали в российскую казну, а не в частные карманы, положение пенсионеров, безработных и прочих лиц, зависящих от государства, удалось бы смягчить, а страна могла бы осуществить инвестиции, необходимые для возобновления экономического роста.
Станет ли Россия демократией. Самый большой вопрос: станет ли Россия демократией, вопреки своей тысячелетней истории тоталитаризма. В стране наблюдаются сильные тенденции к авторитарному правлению. Хотя президент Владимир Путин сохраняет атрибуты конституционализма и многопартийной демократии, он также добился централизации власти, обуздал СМИ и заткнул рот независимой оппозиции. Как всегда в российской истории, многое остается неясным. Атаку Путина на олигархов в 2003 и 2004 годах можно рассматривать как абсолютно правомочную борьбу с незаконно нажитым богатством; но можно рассматривать ее и как борьбу с независимым капиталом, который способен бросить вызов власти государства. Вероятно, в какой-то мере верно и то и другое. Время покажет.